Интервью

Прокурор Ч

Эпоха 90-х давно претендует на полноценный кусок истории – одни пытаются ее забыть, другие мечтают туда вернуться. Третьи давно зафиксировали эти годы в литературных образцах постмодернистского жанра. Сегодня на эту животрепещущую тему мы говорим с прокурором Волжского района Владимиром Анатольевичем Чечиным.

 – Владимир Анатольевич, 90-е годы в массовом сознании закрепились как время небывалых возможностей и одновременно кровавого беспредела. Насколько тяжело было тогда работать силовым структурам?

– Это время было крайне тяжелым и сложным, поскольку это был период становления нашей страны. И как любой переходный период он не мог обойтись без различного рода трудностей, борьбы интересов и конфликтов. В стране царила анархия, законы практически не соблюдались, не было сильной вертикали власти – каждый тянул одеяло на свою сторону. Это было время после распада СССР, когда все «посыпалось». На этом фоне и возник беспредел криминала, страну захлестнула преступность. Куда там Чикаго 30-х годов! Я сейчас вспоминаю кафе «Лира» на Чернышевского, там из автоматов расстреляли посетителей – четыре трупа, море гильз и крови. Такого ни в каком кино не покажут. По уголовным делам потерпевшие боялись давать показания, сами дела вязли в судах. Это было похоже на пену, которую нужно срочно гасить. Иначе – конец стране и спокойной жизни.

В этих условиях важную роль сыграла прокуратура – как организатор и координатор борьбы с преступностью. Необходимо было учитывать много факторов. Немаловажным из них был тот, что в правоохранительных органах произошел отток квалифицированных кадров – ведь в коммерции жилось легче.

Для адекватного ответа вызову преступности была создана следственно-оперативная группа «Кобра». Большую роль в ее создании и функционировании сыграли Григорьев Е.Ф., Бурлаков Ю.И., Колдин В.В. и др. Благодаря жесткой реакции на преступные проявления удалось сбить волну преступности. Все более-менее значимые лидеры и члены преступных группировок были осуждены к длительным срокам лишения свободы.

Необходимо отметить роль прокуратуры и в становлении нашего государства – именно наше ведомство осуществляло надзор и ставило вопрос об отмене правовых актов, противоречащих Конституции.

 – Не страшно вам было тогда жить и работать?

– Когда ты действуешь по справедливости, никуда не лезешь и не отнимаешь чужого, тебе и охрана не нужна, даже когда разговариваешь с преступником. По моему мнению, никогда нельзя, работая в прокуратуре, занимать чью-то позицию, быть за красных или за белых, надо жестко исполнять закон. В те грозные годы даже Николай Иванович Макаров (прокурор области 1990-2000 гг.) охраны не имел. Не боялись как-то ничего тогда, да и сейчас. Когда боишься, значит – за душой какая-то гнильца есть, разумные опасения, конечно, бывают, а бояться ничего не надо. И сейчас приходится принимать непопулярные решения, не потому что я так хочу, а потому что есть закон. У итальянского диктатора Бенито Муссолини есть крылатый афоризм: «Для друзей – все, для остальных – закон». Такого не должно быть. Когда четко понимаешь, для чего и как ты работаешь, то и сложностей нет никаких. Всегда нужно следовать одному правилу: не знаешь, как поступить – поступи по закону. А сейчас, конечно, работать проще: выстроена вертикаль власти, нет правового беспредела, механизм четко отлажен.

 – В последнее время в народе появилась навязчивая мысль, подогреваемая некоторыми идеологами, что 90-е годы возвращаются. Якобы это связано с тем, что сейчас ожидается выход на свободу многочисленных авторитетов, севших в то время. Отсюда – в обществе ожидание некоего реванша в сфере передела собственности и выстраивание криминальной вертикали.

– Сегодня время настолько изменилось, что возвращение 90-х невозможно по многим причинам. Сейчас ОПГ в чистом виде существовать просто не может, если кто-то поднимет голову, он моментально будет заметен на общем фоне, и ее тут же отрубят. Потом, не забывайте, выросло новое поколение – более разумное, грамотное и менее отмороженное. Путь, по которому шли бандиты 90-х, повторять никто не будет – нет подходящих условий и предпосылок. Потом силовые структуры значительно окрепли за это время: в УВД сидят квалифицированные кадры, практически все убийства раскрываются. На дворе другая эпоха, ведь тогда что было: на совковый менталитет наложилось опьянение свободой и вседозволенностью, сейчас у людей другие представления о жизни.

Меня лично больше волнует тенденция прекращения многих дел, я имею в виду преступления против личности небольшой тяжести в связи с мировым соглашением – когда потерпевший берет деньги и не хочет дальше судиться. Соответственно наказания не наступает, значит, нет профилактики, происходит больше убийств – тут четкая закономерность. Если больше доведенных дел до конца – убийств меньше. А сейчас большую опасность представляют те группы, которые отбирают собственность не насильственным путем, а с помощью финансовых схем. Эти группы не обходятся без грамотных юристов и финансистов, всегда с документальным прикрытием, здесь и для коррупции простор. Даже сейчас расследовать финансово-хозяйственные преступления очень тяжело – они требуют интеллекта, экономической грамотности, а знаний специализированных недостаточно. Хотя ситуация медленно, но верно выравнивается с профессиональной подготовкой кадров.

 – То есть вы хотите сказать, что когда освободится, например, Пилюга, у него даже маленького бизнеска не будет, скажем, ларька или шиномонтажа?

– Он сидит за убийство, и думаю, когда и если он выйдет, то, скорее всего, будет простым обывателем. А вообще, эти люди всегда плохо кончают, потому что они не могут измениться.

 – И все-таки в обществе сильно убеждение, что кроме властной вертикали параллельно существует криминальная. Все без исключения обратили внимание на трансляцию по первому каналу похорон Иванькова (Япончика), в интернет-поисковиках в списке вариантов на слово «дед» Дед Мороз – уже на втором месте, на первом – Дед Хасан. В журнале «Русский Newsweek» был дан подробный расклад смотрящих воров в законе в регионах России и их бюджетах.

– Я не отрицаю, что это явление есть, но в большей степени это мифы и преувеличение. Это, скорее, ностальгический осколок прошлого, тех самых 90-х. Я пять лет был заместителем прокурора по надзору за соблюдением закона в ИТУ области и прекрасно отдаю себе отчет, что такое «вор в законе», и хорошо знаю те законы, по которым они живут там, и по фене тоже говорить я умею. Тех воров уже нет, это другие люди, которые ушли от классических воровских традиций. Я далек от мысли, что в Саратовской области существует финансовая подпитка каких-то группировок, думаю, что и смотрящего в Саратове нет, не надо их романтизировать. Это в 90-е этому фактору недостаточно уделяли внимания, поэтому государство недополучило часть доходов в бюджет. Да, они живут на доходы от криминального бизнеса – наркотиков и проституции. Вести нормальный бизнес у них не позволяет менталитет. Эти публикации в журнале («Русский Newsweek». – Авт.) – просто захватывающее чтиво, подобную рекламу настоящие воры себе не позволят. Я, например, не читаю этих вещей, потому что звучат они абсолютно дилетантски. Они интересны на кухне, эти «сплетни в виде версий», как говорил Высоцкий.

 – Ваше отношение к попыткам реформировать систему МВД.

– До тех пор, пока в милиции не будет служить престижно, порядка не будет. А престиж складывается не только из материального благосостояния, но и из уважения к форме. А вот пиетет к форме воспитывается многими факторами – менталитет, культура, достойное вознаграждение, наконец. Необходимы передвижения в системе МВД, там должны служить люди, которые любят свою работу. Сейчас, действительно, штаты раздуты, служить в милиции непрестижно. Работать там должны более грамотные, более обеспеченные, менее меркантильные люди.

 – Какая же должна быть зарплата у милиционера, чтобы туда пошли хорошие ребята?

– Я не могу ответить на этот вопрос, и никто не может, это равносильно вопросу: какую нужно платить чиновнику зарплату, чтобы он не брал взятки. Тут нужно в обществе формировать атмосферу всеобщей нетерпимости ко всем этим делам. И, как ни пафосно это звучит, без привлечения общественности – не справиться. Маленький пример: я написал представление начальнику УВД о том, что работники ГАИ нарушают закон по борьбе с коррупцией. Ситуация следующая: они не взяли за нарушение 100 рублей в карман, а выписали штраф, но о том, что им предлагали взятку, они не сообщили вышестоящему руководству. Шум поднялся на всю Россию, ведь эта ситуация показательна: здесь налицо слом менталитета. Да, вы – молодцы, что не взяли взятку, но почему вы дело до конца не доводите?! И хотя я противник привлечения к ответственности граждан, которые дают взятки ГАИ, но ситуацию надо доводить до конца, чтобы у людей изменилась психология.

Возвращаясь к теме зарплаты, если, например, дать участковому приличные деньги – он землю носом рыть будет, а не ларьки и рюмочные крышевать. Раньше участковым давали квартиры – это сильная мотивация для работы в органах. Но этот вопрос, конечно, должен решаться на государственном уровне. Так что, понять это можно, но принять невозможно.

 – Как с кадрами обстоят дела в прокуратуре? Судя по тому, что в это ведомство очень сложно попасть, складывается ощущение, что работники прокуратуры – белая кость в силовых структурах.

– Это далеко не так. Если ты сейчас выйдешь к нашим сотрудникам и назовешь их «белой костью», они рассмеются тебе в лицо, потому что они – черная кость: им приходится вкалывать с утра до вечера. Да, они зарабатывают больше участкового, потому что грамотнее и образованнее его. У нас если человек недостаточно умный, он не задержится в этой структуре. Существует мнение, что можно устроиться в прокуратуру по блату, но работать здесь по блату невозможно, очень требования высоки. К тому же, если у человека закостенелые мозги, ему надо уходить из прокуратуры, потому что всю жизнь приходится учиться: не будешь учиться – как профессионал умрешь, а как человек деградируешь.

Действительно, здесь работать престижно, но очень сложно. И чтобы к тебе прислушивались на процессах, нужно работать над собой как каторжному. А вылететь из нашей структуры можно мигом за нарушения, и никаких поблажек ни для кого нет, у нас четкая и сильная вертикаль власти, понятная иерархия. Конечно, у нас закрытое ведомство, во внешнюю сферу мало что выплескивается, но внутри работник будет иметь очень бледный вид, если что-то лишнее себе позволит.

По сравнению с соседними регионами у нас очень сильная прокуратура. Много молодых достойных кадров работает: Тимур Маслов (заместитель прокурора Саратовской области), Чернов Виктор, Низовцев Андрей (начальники отделов прокуратуры Саратовской области) – серьезные, грамотные ребята. Система отлажена, еще Шкребец Анатолий Никитович, Макаров Николай Иванович заложили основу, продолжили и укрепили Анатолий Бондар, Евгений Григорьев, Владимир Степанов.

 – Владимир Анатольевич, а в системе ИТУ состоялись серьезные изменения? Все мы знаем, какая обстановка царила в СИЗО и тюрьмах 90-х, условия заключения подследственных и осужденных были за гранью добра и зла. Тюрьмы того времени – еще одна кошмарная страница в истории тех лет.

– В 1982 году я стал заместителем прокурора по надзору за соблюдением законности в ИТУ области. Тогда была анархия полная, у начальников колоний был менталитет феодальных князьков. Прокуратуре понадобилось несколько лет, чтобы навести порядок в этой системе, в том числе возбудить дела на сотрудников и начальников ИТУ. Конечно, тогда это была революция. А что касается бытовых условий, конечно, они стали лучше, я бываю в изоляторах и ПКТ (помещение камерного типа) и вижу, что условия содержания стали лучше, цивилизованнее.

Я не вижу ничего плохого, что сейчас люди там пользуются сотовой связью, получают посылки, телевизор смотрят.

 – Говорят, Юрий Аксененко, пока содержался в СИЗО, ремонт в своей камере сделал?

– Ну и что, не заберет же он его с собой, а другие люди посидят в нормальных бытовых условиях.

Я никогда не говорю, что раньше вода была мокрее, а небо голубее – работа всегда одна и та же, во все времена ты стоишь на страже законности. Злоупотребления в этой системе были всегда, и все же изменения в лучшую сторону присутствуют.

Однозначно скажу: там должен быть порядок, и на поводу у авторитетов идти не надо. У меня в молодости была такая история. После вступления в должность я приехал в Балашов, а там голодовка в тюрьме была, а я совсем молодой, опыта нет, выстроил заключенных на плацу, сзади солдат с автоматами поставил, впереди – прапорщиков с дубинками. Спрашиваю зеков: «Вам есть дают?». Отвечают: «Дают». «Газеты читаете?». «Читаем!». «Радио работает?». «Работает». «Матрасы меняют?». «Меняют». Смотрю: один стоит, кашляет, кровь на губе, говорю: «Этого на Мангышлак, в туберкулезную зону, к остальным вопросов нет». И самый старый зек говорит: «Понятно, справедливый прокурор приехал, пошли работать». Так что лучше вести себя по-честному. Лучше всегда говорить этим людям правду.

 – Хочу задать вам сложный вопрос: насколько прокуратура встроена в политическую систему? Поясню, очень красноречива в этом смысле ситуация с судебной системой: настолько заметны ангажированность и влияние политической силы на суды, что решения подчас выносятся вопреки закону и здравому смыслу. У меня такое ощущение, что единственное, чего боятся судьи, – это прессу и то не всегда.

– Что я могу сказать, судьи достаточно защищены, чтобы быть честными и беспристрастными. И потом, можно, в конце концов, обратиться в коллегию и после одной жалобы судью снять, если доказать его меркантильный интерес. Это к вопросу о том, что не все решают деньги.

По поводу прессы: огласки боятся те, кто чувствуют себя уязвимыми, у нас, например, в прокуратуре случаются моменты: когда пресса на что-то открывает глаза – у всех возникает вопрос, куда смотрела прокуратура. Бывает, элементарно руки не доходят, и тут чувствуешь себя не совсем приятно, но, тем не менее, воспринимаешь это адекватно. Я 25 лет прокурором работаю. У меня нет чувства, что я неподвластен критике. Я четко понимаю, что найдется человек, который больше меня знает и умеет, так и должно быть, и никогда не надо становиться в позу, что ты – номер один на свете и все знаешь. С опытом приходит правильное понимание жизни.

У нас три ветви власти: исполнительная, судебная и законодательная, ну и четвертая – СМИ, а вот прокуратура к какой ветви власти относится? Ни к какой, это обособленное звено, и в Конституции это закреплено, что функция ведомства – надзор за соблюдением законности. Причем прокурор действительно независим. Упрощенно говоря,

есть два человека, указания которых для меня обязательны к исполнению, – это Чайка Юрий Яковлевич и Степанов Владимир Николаевич, а вопросы политики – это не мои вопросы: прокуратура была и будет вне политики.

 – Я понимаю, что вы находитесь в другой системе координат и, возможно, не чувствуете издержек «однопартийной системы», когда политические просчеты ударяют по экономике и благосостоянию граждан.

– Почему же не чувствую? Мне тоже пришла платежка за услуги ЖКХ, и я заплатил за квартиру в два раза больше, я также стоял в пробках зимой, как все саратовцы. Но это не издержки и перекосы однопартийной системы, а кадровая слабость. Может, я крамольную мысль скажу, но я лично не вижу ничего плохого, что у власти одна партия.

Демократия должна быть, но, в первую очередь, должен быть порядок, а руководить такой огромной страной с разными конфессиями, национальностями – это очень сложно, и когда есть какая-то цементирующая сила – что же в этом плохого? Другой вопрос, что когда эта сила объединяет всех, она берет на себя все имиджевые издержки и проколы, в том числе кадровые. А людям без разницы, кто будет рулить, – главное, чтоб кусок хлеба был и уверенность в завтрашнем дне, вот что самое важное для жизни.

Источник: www.om-saratov.ru